Джек Пирсон с Лайлом Рексером

Nov 12, 2023

Джек Пирсон — один из художников, которые вернули фотографию к ее истокам и сделали ее личной. Несмотря на то, что его работы прославляли средства массовой информации, иконы популярной культуры и гей-жизни (изображения широко распространены), они пробуждали остроту и ностальгию в сердце даже самых коммерческих изображений. В значительной степени опираясь на пул культурных образов, его работы, тем не менее, кажется, всегда настаивают на том, что смысл – и чувства, и чувство красоты – находятся в глазах смотрящего. Таким образом, ни одно изображение не может быть отклонено. Художник, каким-то чудом интуиции, призван пробуждать скрытые чувства и воспоминания, которые могут пробудить фотографии.

Пирсон начал выставляться в 1990 году, и с тех пор в его работы проникли любые изображения и материалы: снимки, рекламные фотографии, пирожные и официальные портреты, с одной стороны, и картины, рисунки, инсталляции, коллажи, видео и текстовые изображения. основаны скульптуры на другом. Он также стал активным редактором и издателем серии журналов под названием «Человек завтрашнего дня», напоминающих серию «Желтой книги» 1890-х годов. Lisson Gallery представит подборку последних работ Пирсона в своей нью-йоркской галерее с 7 сентября.

Лайл Рексер (Рейл): Я помню первую твою фотографию, которую увидел, и это было, должно быть, еще в конце 1990-х. Это была обложка вашей книги «Одинокая жизнь». Это было очень сценично, сама сцена. И оно было зернистым и не в фокусе. В нем много оранжево-желтого света. Оно было напечатано в негативе. Одна из вещей, которая меня так захватила, заключалась в том, что это казалось одновременно плохой картиной очевидного предмета и чрезвычайно запоминающейся. Трогательный и загадочный. Я хотел начать с того, как работают фотографии, и с того, как мы к ним относимся. Интересно, не могли бы вы рассказать немного о том, чем для вас привлекателен этот материал, как он растет или меняется по мере того, как вы используете фотографии.

Джек Пирсон:Будучи ребенком 1960-х годов, между телевидением, журналами и книгами, я получал большую часть информации именно так.

Железнодорожный:И ты бы тоже сходил в кино.

Пирсон: Ага. Итак, это язык, который вы изучаете. Это те изображения, которые у вас есть. Я не ходил в музеи. Я имею в виду, что в Плимуте, штат Массачусетс, ежегодно проходила местная художественная выставка, на которую меня водила мама, но не более того. Но мне повезло: к тому времени, когда мне исполнилось пятнадцать, моя семья подружилась с жителями Нью-Йорка, потому что мы жили в городе, где люди «зимовали летом». Наш друг был врачом и уходил домой на две недели. Я был хорошим ребенком, поэтому меня пригласили пойти с ним. К пятнадцати годам я уже ходил в музеи, но мир все еще казался мне широко открытым и запутанным. Лишь на первом году обучения в Массачусетском колледже искусств, ныне искусстве и дизайне, я увидел классическую монографию Дайаны Арбус.

Железнодорожный:Это опубликовала Aperture.

Пирсон: Да. Это был один из тех моментов «до» и «после», которые люди описывают, как Брайан Уилсон, услышавший «Be My Baby» на шоссе Тихоокеанского побережья и вынужденный остановиться, и все, что он знал о музыке, изменилось в этот момент. Вот что я чувствовал по поводу этой книги.

Железнодорожный:Что Арбус говорила вам о картинах, о фотографиях, о чувствах, о других людях?

Пирсон: У меня было ощущение, что существует такой мир, и внезапно он стал видимым передо мной. Люди, живущие на грани, на какой-то окраине, как мне казалось. Как бы занудно и банально это ни звучало, я сам чувствовал себя в то время уродом, аутсайдером. И это было типа: «Боже мой, уроды могут быть крутыми». Они заслуживают столько внимания и так много общаются на ее фотографиях. Я не верю в критику эксплуатации. Мне кажется, происходит чистый обмен.

Железнодорожный: Я думаю, что в некотором смысле так же думала и Арбус, и многие из ее подданных. Это возвращает меня к первобытному опыту фотографий: их объекты есть, но их там нет. Мир таков, но это не так.